Конец пятидесятых годов был концом спортивной карьеры Озерова. Он погрузнел, потерял скорость и решил, что пора уходить.

Но тут произошло событие, не рассказать о котором просто невозможно, потому что оно интересно само по себе и как нельзя лучше характеризует Озерова-спортсмена.

В 1959 году в стране проходил грандиозный физкультурный праздник - I Спартакиада народов СССР. В её весьма обширную программу входили и состязания по теннису. Формируя сборную команду, Москва ощутила определенный кадровый голод, и руководители коллектива пришли к Озерову:

- Коля, выручай!

Безусловно, любой на его месте отказался бы от подобного предложения. Большой перерыв в выступлениях на корте, резко возросший собственный вес, занятость по работе - этого было достаточно, чтобы отказаться. Но Озеров решил по-другому.

- Я согласен, к Спартакиаде буду в нормальной форме...

Многие отнеслись к этому заявлению скептически. А Николай отправился в Институт питания имени Певзнера, добился права на стационарное лечение и, проявив характер, за полтора месяца похудел на... 20 килограммов.

Когда он вышел из больницы, до начала спартакиадного турнира оставались считанные дни. Он провёл их в напряжённой тренировке. А на Спартакиаде завоевал три серебрянные медали: в одиночном разряде, в парном (вместе с Михаилом Корчагиным) и смешанном (где его партнёршей была Елизавета Чувырина). К нему в те дни словно вернулась вторая молодость. Так и назывались газетные репортажи и очерки, посвящённые выступлениям этого неувядаемого мастера.

Но, увы, вторая молодость существует лишь как литературный образ, как приятное и красивое сочетание слов. На самом деле годы давали о себе знать, и Николай Николаевич сошёл с теннисной сцены.

Я не знаю другого теннисиста, который пользовался бы такой безоговорочной, всеобщей любовью, как заслуженный мастер спорта Николай Озеров. И дело не только в совершенстве и блеске его игры. В этом человеке счастливо сочетались сильный характер, высокое чувство гражданства, мужество и благородство, беспредельная преданность спорту.

Николаи пришёл в большой теннис, когда там господствовал Борис Новиков. О нём писали как о непобедимом бойце, о своеобразном эталоне. Тренеры, работавшие с молодёжью, говорили своим ученикам: "Вот с кого надо брать пример!"

Но Озеров не последовал этому совету. Он не стал подражать Новикову, его сильной, точной, но довольно однообразной игре. Да он и не мог бы этого сделать по складу своего характера. Он показал советскому зрителю нечто совершенно новое - игру лёгкую, изящную, предельно разнообразную, остроумную и агрессивную. Николай не признавал осторожной перекидки с задней линии, а шёл вперед, атаковал, держал соперника в постоянном состоянии высокого нервного напряжения.

Новое далеко не всегда получает безоговорочное и единодушное одобрение. И нам, его современникам, отчётливо помнится, сколько критических замечаний, резких возражений встречала поначалу игра Озерова.

- Это мальчишество!

- Это несолидно!

- Да он играет в футбол, а не в теннис! - то и дело твердили признанные специалисты.

Что ж, в юношеском возрасте Николай в самом деле играл в футбол (и даже дошёл до команды мастеров "Спартака") и из футбола принёс на корты невиданную прежде в нашем теннисе резкость, силу, энергию, многообразие тактических ходов, неудержимость натиска.

Озеров первым внёс в наш теннис понятие темпа и блестяще осуществил его на практике. Раньше игрок делал длинный, плавный замах, ожидая, когда отскочивший от земли мяч достигнет высшей точки. Так учили наши учебники тенниса и наши тренеры. Озеров, прошедший школу Коше и сам угадавший веяние времени, взял за правило бить по восходящему мячу, не давая ему начинать опускаться на землю. Он стремительно рвался к сетке и часто выигрывал гейм неотразимым ударом с лёта.

Конечно, такие ходы, такие действия знали у нас и раньше. Но то, что у Кудрявцева, Новикова, даже Негребецкого было эпизодом, - у Озерова стало стилем.

Дома у Николая Николаевича прекрасная библиотека. Среди спортивных книг, хранящихся в ней, работа его постоянного соперника на корте и друга, ныне заслужен- но тренера СССР, профессора Семёна Павловича Белиц-Геймана "Искусство тенниса". На ней дарственная надпись: "Желаю вам сделать из своих маленьких детишек Коли и Нади теннисистов ещё более высокого класса, чем их замечательный теннисный прародитель, которому, по независящим от него причинам, так и не удалось стать победителем Уимблдона".