Игра гостя, его техника, понимание природы и законов тенниса произвели большое впечатление на Хангуляна. Он многому научился у Коше, который был не только прекрасным спортсменом но и мудрым педагогом. Вместе с Евгенией Александровной они поняли свою задачу так: надо искать, работать не жалея сил, чтобы на советском теннисном небосклоне зажглись свои звёзды. Уже в первые послевоенные годы "школа Хангуляна" выдвинула в десятку лучших ракеток страны Б.Крупенникова, И.Элердашвили, а в начале пятидесятых годов страна заговорила о Викторе Ураевском.

"Это было блестящее, но, увы, незавершенное творение Арама Герасимовича и Евгении Александровны", - сказал об этом спортсмене один из ближайших соратников и партнёров Хангуляна и Вермишевой Эдуард Эдуардович Негребецкий. Что же скрывалось за этой формулировкой? Молодой тбилисец был блестяще подготовлен своими учителями в техническом и тактическом отношениях. Он прекрасно играл и слева, и справа, смело, красиво выходил к сетке, шутя справлялся с мячами любой силы. В пятидесятом году на различных состязаниях он побеждает москвичей Б.Новикова, М.Корчагина, ленинградца Л.Мищенко, киевлянина С.Фридлянда. В 1951, 1952, 1954 и 1955 годах включается во всесоюзную "десятку". Специалисты видели в этом, безусловно незаурядном, спортсмене мастера весьма перспективного, связывали с ним самые радужные надежды. Но у восходящей звезды не хватило характера.

- Его погубила избыточная жажда жизни и неумение отказаться от её сомнительных радостей, - сказал через несколько лет Арам Герасимович. И почти в то же время сам Виктор, увидев на корте нового ученика Хангуляна, четырнадцатилетнего Алика Метревели, сказал без зависти и без тени сомнения: "Этот мальчик взлетит высоко!"

А мальчик учился у Хангуляна и Вермишевой искусству играть и искусству жить. Супруги создали в школе обстановку, в которой ученики составляли одну семью, где общими были и труд, и радости, и огорчения.

- Наши педагоги, - вспоминает Александр, - очень строго подходили непосредственно к процессу тренировки. Все было подчинено закону единой творческой дисциплины: нельзя было даже на минуту опоздать, прийти небрежно одетым, работать вполсилы...

Но после занятий они становились для каждого из нас любящими родителями. Часто вся школа собиралась у них дома "на чашку чая". Чай готовила и торты пекла Евгения Александровна. А мы читали стихи, спорили о прочитанных книгах, выбирали любимых литературных героев. И, конечно, говорили а теннисе, о его проблемах.

Мне необыкновенно повезло, я попал в большую, креп- кую семью, где всё держалось на фундаменте дружбы и доброжелательства. Я был самым младшим среди всех и тянулся, чтобы догнать лидеров. А ребята были сильные. Со мной в группе занимались два брата Мдзинаришвили, Грант Мусаелян, Леонид Мудзари, Сталик Лукашвили, Володя Гоглидзе, сын известного шахматиста, Гиви Ахо- ладзе. Это была большая и ровная группа, многие уже тогда вплотную подобрались к званию мастера, а Грант Мусаелян входил в основной состав сборной СССР, играл на Кубок Галеа. Каждый был личностью, все тянулись друг за другом. Школа на нас действовала, как магнит. Каждую свободную минуту мы проводили в ней. Там было очень интересно и уютно.

Однажды Евгения Александровна организовала соревнования под названием "верёвочка". Составляется список учеников, он вывешивается на видном месте, и каждый может играть с вышестоящим. Кто выиграет - поднимается на номер выше, а неудачник соответственно опускается. Это была своеобразная классификация. "Верёвочка" очень нравилась нам всем, а главное - она зажигала жаждой побед, во имя которых нужно было работать всё больше и больше...

Вот в какой обстановке вырастал будущий чемпион. Учителя держали их в строгости: Хангулян, например, категорически запрещал поднимать ракеткой мяч с земли. Увидев "нарушителя", он говорил ему строго: "Какое право ты имеешь портить инвентарь?!" И после такого вопроса уже никто не отваживался повторить что-либо подобное.

Всё в школе было скромно: играли старыми тянутыми-перетянутыми ракетками и уже побывавшими в обращении мячами. Только на второй год занятий в секции тренер перед строем учеников вручил Алику новую ракетку, и этот день запомнился ему на всю жизнь как праздник. А первую импортную ракетку Хангулян вручил своему любимому ученику (привязанности к которому, впрочем, никогда и ничем не выказывал) в день его пятнадцатилетия. И Алик буквально молился на нее. Но сломал во время одной из тренировочных встреч и вынужден был играть другой, а во снах часто видел ту - разлетевшуюся впрах.