Бывало, Алик обижался на Хангуляна: то казалось что тренер уделяет ему мало внимания, то, что слишком придирается, а иногда, что вовсе не замечает. Но Арам Герасимович прекрасно всё видел. Видел природную одарённость Метревели, своеобразную технику, естественную грациозность, ловкость, чистоту исполнения... Он всё видел, но знал, что не сюсюканье, а суровость, требовательность, а иногда и откровенная мужская жёсткость воспитывают настоящих бойцов. А из Алика ему нужно было подготовить бойца. Хангулян смотрел вперёд. Ещё в пятьдесят восьмом, когда Алик не был даже первым учеником школы, Арам Герасимович сказал жене:

- Ты знаешь, мне кажется, что этот плаксивый Метревели (а Алик тогда часто ронял слёзы после поражений) сможет когда-нибудь добиться того, чего не добивался ещё ни один советский теннисист...

Евгения Александровна тогда промолчала. А в пятьдесят девятом произошло следующее. Они поехали в Москву на Всесоюзную спартакиаду школьников. Героем этих соревнований стал Нугзар Мдзинаришвили, о котором Алик всегда вспоминает очень тепло как о старшем товарище и прекрасном игроке, у которого он многому научился.

Так вот, на Спартакиаде Метревели, от которого никто ещё ничего не ожидал, в последнем туре встречался с москвичом Зайцевым. Высокий, сильный парень, он был старше Алика года на два. Тбилисцы, посмотрев начало этой встречи, ушли все до единого на другой корт, где Нугзар, уже в ранге чемпиона, доигрывал ничего не ре- шавшую турнирную партию.

Она неожиданно затянулась, потом Мдзинаришвили и его тренеры принимали поздравления и цветы. Все участники сборной Грузии окружили Нугзара. Он ликовал, но вдруг лицо его посерьёзнело:

- А где же Алик?

- Алик еще играет свою партию, - невозмутимо сообщила мама Нугзара.

- Так пойдёмте же поможем ему! - закричал сын.

Борьба между двумя школьниками длилась третий час. В решающем сете счет был ровный 20 : 20. Потом каждый из соперников выиграл по два гейма на своей подаче. И тогда могучий, рослый, со стороны казавшийся несокрушимым Зайцев положил ракетку на истерзанную ногами площадку и громко произнес:

- Больше сил нет... Сдаюсь.

Вечером того необыкновенного дня Евгения Александровна, словно продолжая давно начатый разговор, сказала мужу:

- А ты прав, Арам, Метревели создан для больших дел.

- Да, - согласился Хангулян, - у нас растёт настоящий мастер. Он любит игру. И понимает её... Всё это очень важно. Всё это - его и наши козыри!

То, о чём мечтали вслух и про себя два человека, "вылепивших" из маленького Алика большого мастера, вскоре начало сбываться. В шестьдесят втором году юный тбилисец под восьмым номером вошёл в десятку сильнейших теннисистов страны. Этому событию предшествовал ряд знаменательных побед, в том числе на Московском международном турнире над восходящей звездой американского тенниса, четвертьфиналистом Уимблдона 22-летним Кеном Флетчером. Сообщение об этом успехе напечатали все теннисные издания Старого и Нового Света. Так впервые имя юного тбилисца узнала планета.

Александр Метревели! Он пришел в когорту сильнейших мастеров советского тенниса в ту счастливую пору, когда в ней было много исполнителей - хороших и разных: ленинградец А.Потанин, таллинец Т.Лейус, киевлянин М. Мозер, ростовчанин Р.Сивохин, бакинец С.Лихачев, москвич Вяч.Егоров, таллинец Я.Пармас... За каждой фамилией - интересная спортивная биография. Нужно было обладать незаурядными достоинствами, чтобы прорваться сквозь этот строй. Метревели медленно продвигался к желанной цели. Он далеко не сразу понял свои истинные возможности. И не все сразу "разгадали" его.

Солнечный февральский день шестьдесят четвёртого года. Северодонецк. На прекрасном крытом комплексе, по тем временам лучшем в стране, идет зимний всесоюзный турнир. К нему внимание особое: он - увертюра ко всему сезону.

В финале мужского одиночного разряда Александр Метревели играет с чемпионом страны - таллинцем Тоомасом Лейусом.

Первые два сета в упорной борьбе выигрывает южанин -7:5 и 6:4. Причём играл он так красиво, что зрители многие его удары сопровождали громкими аплодисментами, и судьям не раз приходилось обращаться к публике с настоятельной просьбой соблюдать тишину.