- Не так уж страшен чёрт, - одёрнул товарища Борис Новиков. Он и сам отлично понимал, что появление воздушного разведчика над расположением наших войск не сулит ничего хорошего, но всё-таки хотел успокоить ребят, вселить в них бодрость.

А бой разгорался. Донская вода вскипала взрывами. Но понтонный мост, наведенный сапёрами ещё вчера, каким-то чудом оставался цел. Он жил, и люди, боевые машины, повозки двигались по нему сплошным непрерывным потоком. Враг предпринимал яростные попытки прорваться к переправе, но отважные советские пушкари сдерживали его плотным огнём своих батарей.

- Снаряды!

- Нужно побольше снарядов! - просили на позициях.

За пополнением боезапаса выделили специальное подразделение. Транспортный взвод направился к переправе. Он был уже в каком-нибудь километре от неё, когда начался налет вражеской авиации. Десятки "хейнкелей" и "фокке-вульфов" пикировали и снова взмывали ввысь с надсадным воем, землю вздыбливали разрывы тяжелых бомб, распарывали пулемётные очереди... Одна из фугасок упала совсем рядом с грузовиком, на котором сидел Борис Новиков, и последнее, что осталось в памяти, - был страшный взрыв, выбросивший его из кузова. Одна из машин, метавшихся в аду бомбёжки, проехала по его спине и вдавила в рыхлую землю. Жизнь спасло, может быть, только то, что поле, на которое он упал, было мягким, свежевскопанным.

Потом его, потерявшего сознание, подхватили друзья-товарищи, отнесли в одинокую избушку, стоявшую невдалеке от просёлочной дороги. Дверь в ней была сорвана взрывной волной.

- Есть тут кто? - окликнули ребята. На зов вышла пожилая колхозница.

- Я тут одна, касатики.

- Посмотри-ка за нашим командиром, а мы санитар- ную машину скоро пришлём...

- Конечно, посмотрю, милые... И не беспокойтесь...

Контуженного офицера уложили на лавку. Мигающий, слабый огонек коптилки осветил обросшее, с выступающими скулами лицо. Глаза офицера были закрыты. Он изредка стонал, а потом начал произность какие-то совершенно непонятные для сидевшей подле него женщины слова:

- Смеш!

- Последний гейм!

- Матчбол...

- И чего он бормочет? - покачала головой пожилая колхозница и стала обтирать извлеченным из сундука полотенцем покрывшееся потом лицо военного.

В полночь приехала санитарная машина. Бориса Новикова повезли в полевой госпиталь. Уже там узнал он, что многие его боевые товарищи героически погибли, отстаивая переправу, важный и трудный рубеж обороны в районе Воронежа.

Лечение шло долго. А когда, наконец, настал момент прощания с госпитальной палатой, в медицинском заключении на старшего лейтенанта Новикова Бориса Ильича значилось неотвратимое: "к строевой службе не годен".

Он вернулся в Москву в конце сорок второго. Стояла на редкость тёплая и солнечная осень. Природа как бы воздавала сторицей людям за ту лютую, страшную зиму, которую им пришлось пережить. Когда Борис, привычно передвигаясь на костылях, с вещмешком за спиной вышел на площадь трёх вокзалов, то почувствовал, как сердце сдавила необычайная, ни с чем не сравнимая радость. Стоял и стоял, наблюдая за тем, как неторопливо проплывают мимо красные столичные трамваи, как течёт по тротуарам нескончаемая человеческая река, как деловито жонглирует своей магической палочкой милиционер... Может быть, Новиков долго стоял бы в этом сладостном оцепенении, но чей-то голос вернул его в действительность:

- Эй, фронтовичек, давай до дому довезу.

Борис смерил взглядом человека, сделавшего ему столь заманчивое предложение. На злостного "левака" вроде бы не похож. И, словно подтверждая этот вывод, незнакомец заявил:

- Не бойся, я с защитников Родины денег не беру. На костылях-то ведь не скоро доковыляешь до дома.

- Спасибо большое тебе, добрая душа.